Благой Д. Д. Пушкин А. С. // БСЭ. — 2-е изд. — М., 1955. — Т. 35. — С. 336—345.
ПУШКИН, Александр Сергеевич [26 мая (6 июня) 1799—29 янв. (10 февр.) 1837] — великий русский поэт, родоначальник новой русской литературы, утвердивший своим творчеством нормы русского литературного языка.
П. родился в Москве в старинной полуразорившейся дворянской семье. Его отец, Сергей Львович Пушкин (1770—1848) — в молодости офицер гвардии, затем майор в отставке. Мать П., Надежда Осиповна, урождённая Ганнибал (1775—1836), была внучкой «арапа Петра Великого» А. О. Ганнибала, военного деятеля при Петре I. Дядя Пушкина, В. Л. Пушкин, был известным в своё время поэтом. В доме Пушкиных бывали писатели Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев, В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков. Крепостной дядька П. Никита Козлов (прообраз Савельича из «Капитанской дочки») и в особенности няня Арина Родионовна Яковлева (1758—1828), вольноотпущенная крестьянка, приобщили мальчика к сокровищнице народного творчества — сказкам и песням. В детстве П. отличался необыкновенной начитанностью; уже в эту пору началось его знакомство с произведениями Вольтера. В 1811—17 П. обучался в лицее, привилегированном закрытом учебном заведении, находившемся в Царском Селе (ныне г. Пушкин). Пребывание в лицее, директором к-рого был в 1811—14 В. Ф. Малиновский, человек прогрессивных просветительских взглядов, сыграло важную роль в формировании миросозерцания П. Лицеисты усваивали из лекций нек-рых профессоров, особенно профессора «нравственных и политических» наук А. П. Куницына, вольнолюбивые взгляды, связанные с традициями западной просветительской мысли и антикрепостническими идеями А. Н. Радищева. Огромную роль в духовном развитии П. сыграл народно- патриотич. подъем, вызванный Отечественной войной 1812. В лицее П. был душой всех литературных начинаний, участвовал в литературных кружках, рукописных журналах, сборниках. После опубликования в 1814 в журнале «Вестник Европы» послания «К другу стихотворцу» стихи П. стали систематически появляться в печати. 8 янв. 1815 П. прочёл на публичном экзамене в лицее стихотворение «Воспоминания в Царском Селе», непосредственно связанное с темой Отечественной войны 1812, заслужившее высокую оценку поэта Г. Р. Державина, присутствовавшего на экзамене. Уже в это время патриотическая гордость, вызываемая подвигами русского народа, соединялась в сознании П. с протестом против его угнетателей, с ненавистью к «рабству», что отразилось в эпиграмме на Александра I («Двум Александрам Павловичам») и особенно в стихотворении «Лицинию». В лицейские годы П. принял активное участие в борьбе группы прогрессивных писателей, объединившихся в литературный кружок «Арзамас» (см.), против штаба литературной реакции — «Беседы любителей русского слова» (см.), возглавлявшейся А. С. Шишковым. Весной 1817 П. окончил лицей и был зачислен на службу в коллегию иностранных дел, где служил и А. С. Грибоедов. Большое значение имело для П. общение с П. Я. Чаадаевым, их свободолюбивые беседы об иге крепостничества, о судьбах отчизны, о гражданском долге. В это время в стране усиливалась политич. реакция, укреплялся аракчеевский палочный режим; в противовес этому, нарастали антикрепостнич. настроения народных масс, оппозиционные идеи в передовых кругах дворянства, возникали тайные политич. общества для борьбы с самодержавием и крепостничеством (в 1816 — Союз спасения, в 1818 — Союз благоденствия). Нек-рые лицейские товарищи П., в т. ч. один из ближайших его друзей И. И. Пущин, вступили в тайное общество. П., по свидетельству Пущина, полностью разделял его политические убеждения; он стал вскоре членом кружка «Зелёная лампа», литературного филиала Союза благоденствия. В своей вольнолюбивой лирике той поры П. выражал идеи декабризма. Тогда же он работал над начатой еще в лицее поэмой «Руслан и Людмила», оконченной и опубликованной в 1820.
Общественный резонанс, к-рый получили политические и антирелигиозные стихи и эпиграммы П., расходившиеся в списках, вызвали ярость Александра I, к-рый решил сослать П. в Сибирь или в Соловецкий монастырь. Лишь благодаря хлопотам влиятельных друзей удалось заменить эту кару высылкой поэта на юг России, замаскированной служебным переводом в Екатеринослав (в канцелярию ген. И. Н. Инзова). По приезде (в мае 1820) П. тяжело заболел малярией. Сочувственно относившийся к ссыльному поэту Инзов разрешил ему поехать для лечения на Кавказские Минеральные Воды вместе с ген. Н. Н. Раевским и его семьёй. Оттуда П. поехал с Раевскими на Южный берег Крыма, в Гурзуф. 21 сент. 1820 он прибыл в Кишинёв (куда была переведена канцелярия Инзова, назначенного исполняющим обязанности наместника Бессарабской области). В Кишинёве П. пробыл с сентября 1820 до июля 1823.
Начало 20-х гг. было временем подъема антифеодальных и национально-освободительных движений в Зап. Европе (испанская революция 1820—23, революция в Италии 1820—21, революция в Португалии 1820). В 1821 вспыхнуло греч. восстание, с руководителем к-рого, Александром Ипсиланти, П. был лично знаком. Неудержимо росло освободительное движение в России. Увеличивались крестьянские волнения на Украине, в Бессарабии и др. П. жил в атмосфере подготовлявшегося деятелями тайных обществ вооружённого восстания против царизма. Он провёл около двух месяцев (в конце 1820 — начале 1821) в одном из центров организуемого в эту пору Южного общества — селе Каменке (Киевской губ., ныне Кировоградской обл.), имении декабриста В. Л. Давыдова. П. находился в повседневном общении с членами кишинёвской ячейки тайного общества (В. Ф. Раевским, М. Ф. Орловым и др.), встречался с главой Южного общества П. И. Пестелем. П. был настроен весьма радикально. По свидетельству одного из кишинёвских сослуживцев, поэт во всеуслышание заявлял, что, если бы в России вспыхнула революция, он бы сам «затягивал петли» на шее крепостников-помещиков. П. порывался вступить в тайное общество. Но декабристы опасались привлечь в организацию человека, уже считавшегося политически неблагонадёжным, и не хотели подвергать опасности гениального поэта. Подавление европейских национально-освободительных движений реакционным Священным союзом, возглавлявшимся Александром I и Меттернихом, разгром в 1822 кишинёвской ячейки тайного общества были тяжело пережиты П. Деятельная связь П. с освободительным движением эпохи оказалась исключительно плодотворной. Период южной ссылки был для него временем стремительного духовного роста, упорного труда, глубоких раздумий и связанного со всем этим замечательного расцвета поэтич. творчества. В 1821 П. написал стихотворение «Кинжал», содержавшее прямой призыв к цареубийству, и антирелигиозную поэму «Гавриилиада», в к-рой, как доносил позднее жандармский генерал Бибиков, «нападая оружием насмешки на святость религии», разносил «пламя мятежа по всем классам общества». П. создал в эти годы множество прекрасных лирич. стихотворений, а также романтич. поэмы «Кавказский пленник», «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы». В поэмах П. с большой поэтич. силой выражены свободолюбивые настроения передовых кругов русского общества. Этим объясняется их исключительный успех у читателей, особенно среди декабристов. 9 мая 1823 П. принимается за своё основное произведение — роман в стихах «Евгений Онегин», работа над к-рым продолжается ок. 8 лет (окончательно завершён в октябре 1831). В то же время в его лирике начинают звучать скептич. и пессимистич. ноты в связи с размышлениями о судьбах революции («Демон», 1823; «Свободы сеятель пустынный», 1823; «К морю», 1824, и др.), хотя поэт и продолжает призывать революционную грозу, чтобы она разрушила «гибельный оплот» самодержавия и крепостничества («Кто, волны, вас остановил...», 1823).
После ареста В. Ф. Раевского и вынужденного отъезда М. Ф. Орлова жизнь в Кишинёве становилась для П. всё более невыносимой. Благодаря хлопотам друзей в июле 1823 его переводят на службу в Одессу. Новый начальник П., новоросийский генерал-губернатор граф М. С. Воронцов, вскоре возненавидел ссыльного поэта, платившего ему в свою очередь убийственными эпиграммами («Полу-милорд, полу-купец...», 1824, и др.). В доносах, посылавшихся в Петербург, Воронцов настойчиво просил «убрать» П. из Одессы. После того как полиция перехватила частное письмо П., в к-ром он высказывал атеистич. суждения, поэт по распоряжению царя в июле 1824 был уволен со службы и отправлен в новую ссылку — в псковское имение родителей, село Михайловское. Больше двух лет он провёл там почти в одиночестве, с «доброй подружкой» юности — няней Ариной Родионовной. Но именно здесь поэту удалось непосредственно узнать подлинную жизнь народа. В дни сельских ярмарок, иногда одетый в «мужицкое» платье, П. вступал в беседы с крестьянами, прислушивался к образной народной речи, подпевал нищим, слепцам, записывал народные песни, сказки.
Приобщение к миру народного творчества укрепило душевные силы П. и способствовало подлинно богатырскому размаху его творчества. В Михайловском он заканчивает начатую на юге поэму «Цыганы», пишет центральные главы «Евгения Онегина», создаёт историч. трагедию «Борис Годунов», драматич. «Сцену из Фауста», стихотворную повесть «Граф Нулин», «Подражания Корану», «Разговор книгопродавца с поэтом», «простонародную сказку», «Жених», «Песни о Стеньке Разине». Небывалого дотоле расцвета достигает его лирика («Сожженное письмо», «Желание славы», «Андрей Шенье», «Вакхическая песня», «Я помню чудное мгновенье...», «19 октября», «Зимний вечер», «Пророк» и др.). Впервые П. выступает в печати как критик, отстаивая национальную самобытность русского литературного языка и русской художественной литературы («О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова»; сюда же относится большое число рукописных набросков: «О народности в литературе», «О поэзии классической и романтической» и др.). В то же время П. напряжённо ждет развития революционных событий, о подготовке к-рых сообщил посетивший его в Михайловском в январе 1825 Пущин.
После разгрома восстания декабристов, к-рый глубоко потряс П., Николай I, по совету шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа, решил «направить» перо поэта на службу реакции. 4 сент. 1826 П. был внезапно увезён из Михайловского и доставлен в царский дворец. Николай I объявил П., что возвращает его из ссылки и будет сам его цензором; кроме того, он заверил поэта, что намерен провести ряд реформ. Кратковременные иллюзии П., отразившиеся в стихотворениях «Стансы» (1826), «Друзьям» (1827—28) и др., дорого ему обошлись: нек-рые современники стали укорять поэта в измене прежним убеждениям. Упрёки эти были несправедливы: свободолюбивые идеалы П. остались непоколебленными. В «Стансах» он в косвенной форме призывал царя амнистировать участников восстания. В начале 1827 П. тайно посылает стихотворное обращение к сосланным на каторгу декабристам («Во глубине сибирских руд...») и стихотворный привет И. И. Пущину («Мой первый друг, мой друг бесценный...»). В июле 1827 в связи с первой годовщиной казни декабристов он пишет стихотворение «Арион», в к-ром говорит о своей верности прежним свободолюбивым идеалам («Я гимны прежние пою...»), создаёт стихотворение «Анчар» (1828) — гневный протест против угнетения человека человеком. Цензура царя оказалась тяжелее обычной; против поэта возбуждались политич. преследования (дело о стихах из «Андрея Шенье», дело о «Гавриилиаде»). П. был отдан под тайный надзор полиции; свобода его передвижения была стеснена. На страницах издававшейся под покровительством т. н. 3-го отделения (тайная полиция) газеты «Северная пчела» агент Бенкендорфа литератор Ф. В. Булгарин безнаказанно оскорблял П., крича на все лады о «совершенном падении» его таланта. Крайне тяготила П. и удручающая общественная обстановка. «Первые годы, следовавшие за 1825-м, были ужасающие. Потребовалось не менее десятка лет, чтобы в этой злосчастной атмосфере порабощения и преследований можно было притти в себя» (Герцен А. И., О развитии революционных идей в России, Избр. соч., 1937, стр. 399). Революционность декабристов была подавлена, революционность разночинцев еще не сложилась. В поисках единомышленников П. завязал в 1826—27 дружеские отношения с оппозиционно настроенным кружком московской молодёжи, группировавшейся вокруг вольнолюбивого поэта-романтика Д. В. Веневитинова. Кружок стал издавать при поддержке П. журнал «Московский вестник» (см.). Но, относясь отрицательно к увлечениям членов кружка немецкой идеалистич. философией, П. вскоре отошёл от журнала. Чувства одиночества и тоски отразились в ряде его стихотворений 2-й половины 20-х гг. («В степи мирской, печальной и безбрежной», 1827; «Воспоминание», 1828; «Дар напрасный, дар случайный», 1828).
Мужественно преодолеть гнетущие настроения тоски и отчаяния П. помог его горячий патриотизм, глубокое понимание историч. роли народа, вера в силы нации. Всё это отразилось в первом же большом произведении, написанном после декабрьской катастрофы,— поэме «Полтава» (1828). В 1828 началась война с Турцией. П. просил Николая I зачислить его в действующую армию, но получил отказ, по-видимому, ввиду того, что в её рядах было немало сосланных на Кавказ декабристов. Тогда поэт без разрешения отправился на театр военных действий в Закавказье. Впечатления от этой поездки, описанные в «Путешествии в Арзрум», могучая природа Кавказа, боевая обстановка, подвиги простых русских солдат, встречи с друзьями-декабристами оказали благотворное действие на П. и способствовали преодолению владевших им тягостных чувств и мыслей. П. создаёт новые поэтич. произведения, исполненные оптимизма, мужества, большой душевной силы (стихи о Кавказе, «Зимнее утро», концовка стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных»). В цикле стихотворений на тему о поэте и обществе («Поэт», 1827; «Чернь», 1828, озаглавлено позднее «Поэт и толпа»; «Поэту», 1830, и др.) П. бросает вызов «черни» журнальной — реакционным критикам, встречавшим новые произведения поэта бранью и глумлением, и «черни» великосветской. Призывая поэта идти «дорогою свободной», повинуясь лишь велениям «свободного ума», П. отнюдь не думал отрицать общественное назначение литературы, как это позднее пытались утверждать реакционные критики, идеологи «чистого искусства»; это был демонстративный ответ на попытки царизма «приручить» поэта. В год написания «Черни» П. печатает стихотворение «Пророк», в к-ром зовёт поэта-пророка «глаголом жечь сердца людей». Жизнеутверждающий тон творчества П. имел в годы реакции большое общественное значение. Герцен вспоминал: «Одна лишь звонкая и широкая песнь Пушкина звучала в долинах рабства и мучений; эта песнь продолжала эпоху прошлую, наполняла мужественными звуками настоящее и посылала свой голос в отдаленное будущее. Поэзия Пушкина была залогом и утешением» (там же). В 1830 на страницах «Литературной газеты» (см.), к-рую начал издавать А. А. Дельвиг, П. смело выступает против Булгарина, разоблачая его шпионские связи с 3-м отделением. Борьба эта, к-рую вслед за П. энергично продолжали Н. В. Гоголь и В. Г. Белинский, также имела серьёзное общественное значение. В начале 30-х гг. произошла перемена в личной жизни П. В апреле 1830 он получил согласие на брак с Натальей Николаевной Гончаровой от её родителей, долго отказывавшихся выдать дочь за «сочинителя», к тому же имевшего репутацию политически неблагонадёжного человека. Отец П. выделил сыну часть разорённого родового имения Болдина в Нижегородской губ. — село Кистенёвку. Для устройства имущественных дел П. 28 авг. 1830 выехал в Болдино, где (из-за вспыхнувшей холерной эпидемии) прибыл до 30 ноября. В Болдине П. снова оказался, как и в дни ссылки в Михайловском, в непосредственной близости к простому народу, вдали от жандармского надзора, от продажных журналистов и тупой светской черни. В болдинскую осень 1830 поэт испытал необычайный, единственный в своём роде творческий подъём. В Болдине П. в основном заканчивает «Евгения Онегина» (первоначальные восьмую и девятую главы), начинает работать над десятой главой, посвящённой восстанию декабристов; создаёт четыре «маленькие трагедии», три из которых («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери» и «Каменный гость») были задуманы еще в период михайловской ссылки; пишет повесть в стихах «Домик в Коломне» и «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», а также примыкающую к ним «Историю села Горюхина»; пишет «Сказку о попе и о работнике его Балде» и незаконченную «Сказку о медведихе»; работает над народной драмой «Русалка». За это же время П. написано множество лирич. стихотворений (среди них такие шедевры, как элегия «Безумных лет угасшее веселье», «Для берегов отчизны дальной», «Румяный критик мой, насмешник толстопузый», «Бесы» и др.), критических, журнально-полемич. статей, рецензий, набросков и т. п.
Вскоре после возвращения из Болдина П. женился на Н. Н. Гончаровой (18 февр. 1831). Чтобы дать возможность жене П., на к-рую обратил внимание Николай I, блистать на придворных балах, поэту было пожаловано в 1834 придворное звание камер-юнкера, к-рое давалось только совсем молодым знатным людям. П. был вне себя от негодования, но отказаться от царской «милости» было немыслимо. П. испытывал бесконечные мытарства. Литературного заработка, служившего основным источником существования П., не хватало для светской жизни, к-рую он вынужден был вести. П. угнетали цензура и жандармская слежка. Попытка подать в отставку и уехать в деревню была принята царём как дерзость и ни к чему не привела. П. пользовался малейшей возможностью, чтобы отдаться творческому труду, в к-ром он находил успокоение и отраду. В связи с польским восстанием 1830—31 и призывами франц. печати к новой реваншистской войне с Россией П. пишет два стихотворения, содержащих гневную отповедь «клеветникам России», и принимается за неоконченный роман о 1812 годе — «Рославлев». Осенью 1832 он начинает работать над политически острым социально-бытовым романом «Дубровский»; в 1833 — в связи с замыслом нового романа из эпохи восстания Пугачёва — над большим исследовательским трудом «История Пугачева». Летом 1833 П. удаётся добиться разрешения на поездку в пугачёвские места (Оренбург, Поволжье), где он проводит целый месяц, собирая необходимые материалы. На обратном пути П. снова уединяется на полтора месяца в Болдине. Эта вторая болдинская осень также была исключительно плодотворна. П. создаёт здесь поэмы «Анджело» и «Медный всадник», повесть «Пиковая дама», «Сказку о рыбаке и рыбке» и «Сказку о мёртвой царевне и о семи богатырях»; заканчивает «Историю Пугачева», названную в печати по требованию царя «Историей Пугачевского бунта», пишет ряд стихотворений («Осень», «Не дай мне бог сойти с ума...» и др.), переводит стихи Адама Мицкевича («Воевода», «Будрыс и его сыновья»), с к-рым братски сблизился в 1827—28, когда ссыльный польский поэт находился в Москве. По возвращении из Болдина П. ждали новые неприятности. Рукопись «Медного всадника» вызвала возражения царя, сделавшие невозможным опубликование поэмы. Иллюзии П. в отношении Николая I были к этому времени окончательно изжиты. Друзьям он прямо говорил, что переходит «в оппозицию».
В 30-е гг. развёртывается деятельность П.-публициста. В 1831 в двух статьях-памфлетах за подписью «Феофилакт Косичкин» он жестоко высмеял Булгарина и его клику — продажную реакционную журналистику, защищавшую официальную идеологию царизма. В 1835 поэт публикует стихотворный памфлет «На выздоровление Лукулла», направленный против одного из столпов николаевской реакции, министра народного просвещения С. С. Уварова. П. усиленно собирает материалы для задуманной им «Истории Петра», в к-рой, наряду с признанием большого национально-историч. значения реформ Петра, намеревается подчеркнуть и его самодержавную сущность, «помещичью» ограниченность. В 1836 П. добился разрешения на издание своего органа — журнала «Современник», к участию в к-ром привлёк лучшие литературные силы, в том числе молодого Н. В. Гоголя. В «Современнике» П. напечатал «Капитанскую дочку» (1836), ряд статей, среди к-рых выделяется очерк «Джон Теннер». С позиций гуманиста П. подвергает в нём критике отрицательные стороны сложившегося в Америке уклада жизни, в котором он подчёркивает контрасты богатства и нищеты, дух своекорыстия и расчёта, а также осуждает «рабство негров посреди образованности и свободы».
Несколько ранее в неоконченном «Путешествии из Москвы в Петербург» (1833—35), задачей которого было напомнить запретную книгу Радищева, П. с горечью и возмущением пишет о несчастной участи английских фабричных рабочих, к-рых «в строгих пределах закона» бесчеловечно эксплуатируют отечественные капиталисты. П. подготовил статью о Радищеве и для «Современника», однако она была запрещена к печати. П. хотел привлечь к участию в своём журнале молодого В. Г. Белинского; критик ответил согласием, но этому замечательному содружеству не суждено было осуществиться.
П. находился в полном расцвете сил, у него возникали новые большие творческие замыслы (роман в прозе «Русский Пелам», неоконченные «Сцены из рыцарских времен», «Египетские ночи»). 21 авг. 1836 П. написал стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», в одном из вариантов к-рого подчёркивал, что он «восславил свободу» «вслед Радищеву». Стихотворение это было предсмертным завещанием П. потомству. Реакционная придворная клика давно искала пособов погубить великого национального поэта. Была пущена сплетня о близости жены П. с царём. Вокруг П. завязалась гнусная интрига, орудием к-рой был избран франц. эмигрант Ж. Дантес. Заступаясь за честь жены, П. вызвал Дантеса на дуэль. Власти, осведомленные об этом, не приняли никаких мер, чтобы предотвратить возможное убийство. 27 янв. П. был смертельно ранен в живот и после двух суток тяжких мучений скончался в 2 ч. 45 м. дня 29 янв. (10 февр.) 1837. Трагич. гибель поэта вызвала горечь и негодование всех прогрессивных людей России, что нашло своё наиболее яркое отражение в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Смерть поэта» (1837). Перед домом на Мойке, где жил П., теснились толпы народа. По донесениям иностранных послов, в квартире поэта перебывало «до 50000 лиц всех состояний». Опасаясь враждебных демонстраций во время похорон, власти ночью тайком вывезли тело П. из столицы и отправили с жандармом в Святые (ныне Пушкинские) Горы, близ Михайловского, где похоронили его. Было строжайше запрещено высказывать в печати сочувствие по поводу гибели поэта. Лишь в газете «Литературные прибавления» к «Русскому инвалиду» появилось сообщение, начинавшееся словами: «Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!..» Это сообщение вызвало недовольство властей.
Творчество П. явилось итогом длительного процесса формирования русской национальной литературы и становления русского литературного языка, процесса, начавшегося примерно с середины 17 в., когда стали складываться условия, необходимые для развития великорусской народности в русскую нацию. П. творил, осуществляя вековые, подсказывавшиеся всем ходом исторического развития тенденции предшествовавшей литературы «к самобытности, народности», к тому, чтобы «из риторической ... сделаться естественною, натуральною», что, по словам В. Г. Белинского, «составляет смысл и душу истории нашей литературы»; он создал русское национальное реалистическое искусство слова, насыщенное огромным жизненным богатством и передовым идейным содержанием. Основы национальной русской литературы П. закладывал, опираясь на весь накопленный к тому времени опыт как русской, так и мировой литературы. В сравнительно небольшой период времени (немного более двух десятилетий) П. прошёл небывало стремительный по темпам развития творческий путь.
Начальный период творчества П. — лицейские годы — естественно, носил характер литературного ученичества. Но уже в эту пору П. совершенствует культуру русского стиха, достигшую высокого развития в творчестве его старших современников — В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова. П. воспринимает опыт тех своих предшественников, чьё творчество заключало в себе элементы народности и к-рые были носителями самых передовых идей своего времени,— Д. И. Фонвизина, А. Н. Радищева, И. А. Крылова. Это сказалось, в частности, в послании «Лицинию» (1815), первом образце будущей вольнолюбивой лирики П. Эпикурейская и элегическая поэзия Батюшкова особенно нравилась юноше П., но под его пером уже в лицейские и особенно в послелицейские годы мотивы воспевания радостей бытия приобретают новое — антирелигиозное и оппозиционно-сатирическое звучание. «Тесный круг друзей», «счастливых беззаконников», «набожных поклонников» Венеры П. демонстративно противопоставляет «злым вельможам», «холопам записным», «святым невеждам», «почётным подлецам». В послании члену кружка «Зелёная лампа» В. В. Энгельгардту («N. N.», 1819) П. вспоминает их откровенные беседы «насчет небесного царя, а иногда насчет земного». Полностью выходит П. за рамки узко личной лирики в своих «вольных стихах» 1817—19, к-рые он с громадным успехом читал на «сходках» будущих декабристов. В исполненных высокого гражданского пафоса «вольных стихах» П. нашли выражение основные политич. темы, связанные с освободительным движением дворянских революционеров: обличение царского самодержавия (ода «Вольность»), крепостничества («Деревня»), лицемерия царя («Сказки. Noël»), мечты об освобождении родины от ига «самовластья» («К Чаадаеву»). Важным этапом в творческом развитии П. была поэма «Руслан и Людмила» (1817—20). По словам Белинского, её появление «сделало эпоху в истории русской литературы» (Полное собр. соч., т. 7, 1955, стр. 102). Первая поэма П. явилась произведением подлинно новаторским. Сочетая в себе историю и фантастику, иронию и лиризм, она представляла собой смелый вызов и риторическому классицизму 18 в., и салонному дворянскому сентиментализму, и отрешённому от реальной действительности «небесному» романтизму Жуковского. Несмотря на сказочный характер «Руслана и Людмилы», здесь впервые в русской поэзии появились «люди, а не тени», по выражению С. Е. Раича. Особенно значительным в поэме был её «русский дух» — близость к миру сказочного творчества, включение в неё живого народного говора. Однако в «Руслане и Людмиле» еще отсутствовала непосредственная связь с насущными интересами русского общества. Связь эта обнаружилась в следующей поэме П. «Кавказский пленник» (1820—21). В лице её героя П. стремился дать обобщённый образ «молодёжи XIX века». Образ Пленника окружён загадочно-романтической дымкой; в разработке его характера есть непоследовательность и противоречия, но в разочарованном «светской» жизнью герое-свободолюбце П. уловил характерные особенности эпохи. Поэтому Белинский назвал Пленника «героем того времени» и считал произведение П. «поэмой исторической». Активный, мятежный, вольнолюбивый романтизм, окрасивший и последующие «южные» поэмы П., и его лирику этих лет, становится знаменем передовой литературы начала 20-х гг.; романтич. поэма делается ведущим стихотворным жанром. Критика объявляет П. главой русского романтизма, провозглашает его «северным Байроном», против чего, однако, резко возражал Белинский: «Мы уже не раз замечали, что это сравнение более чем ложно, ибо трудно найти двух поэтов, столь противоположных по своей натуре, а следовательно, и по пафосу своей поэзии, как Байрон и Пушкин» (Полное собр. соч., т. 7, 1955, стр. 338). П., как и передовые его современники, страстно увлекался в эту пору творчеством великого поэта, революционного романтика Дж. Байрона; по его собственному признанию, «отзывается чтением Байрона и „Кавказский Пленник"». Но в самом главном — в обрисовке образа «героя того времени», описаниях кавказской природы, быта черкесов, поэма П. шла не от книг, а от жизни. Одновременно в творчестве П. начинает сказываться всё более отрицательное отношение к излюбленному Байроном образу героя-индивидуалиста. В стихотворении «Наполеон» (1821) резко противопоставлены Наполеон Бонапарт как олицетворение индивидуализма, как «герой» буржуазной цивилизации с его безмерной «жаждой власти» и презрением к «человечеству» и русский народ-патриот, грудью ставший на защиту родины. Революционно-патриотическому служению родине приравнивал своё творчество и сам П. «Только революционная голова... может любить Россию так, как писатель только может любить ее язык. Всё должно творить в этой России и в этом русском языке» (заметка 1822).
Около этого же времени П. резко выступает против подражания русских писателей иноземным авторам: «...Есть у нас свой язык; смелее! — обычаи, история, песни, сказки — и проч.» («О французской словесности»). Здесь дана своего рода программа создания национально-самобытной литературы, последовательным осуществлением к-рой и является дальнейшее творчество П. В связи с обращением к национальным источникам литературы — русской жизни и народному творчеству — происходит все более решительный переход П. с позиций романтич. восприятия действительности на позиции реалистического её отражения. В последней из цикла романтич. поэм П. — «Цыганах» (1824, опубл. 1827), наиболее зрелой и самобытной, окончательно раскрывается иллюзорность романтического разрешения конфликта между личностью и обществом — бегства в среду, нетронутую цивилизацией. В то же время образу героя-индивидуалиста Алеко, добивающемуся воли лишь «для себя», противопоставлен человек из народа — старый цыган.
Великой победой П. как художника-реалиста является роман в стихах «Евгений Онегин» (1823—31, опубл. 1825—32). Реалистический метод наглядно сказался в новом способе типизации действительности — приёмах создания человеческих характеров. В первой же главе романа П., в прямой полемике с Байроном, противопоставляет субъективно-романтич. методу создания образа — присвоению герою черт, присущих самому автору,— метод правдивого изображения людей. В «Евгении Онегине» П. создал, по меткому слову Белинского, «энциклопедию» современной ему русской жизни, нарисовал различные человеческие характеры, олицетворяющие существенные явления русской социально-историч. действительности и потому глубоко типичные. Особенно это относится к самому Онегину — родоначальнику всех т. н. «лишних людей» русской литературы 19 в. Такой же художественной обобщенностью обладает образ Татьяны, открывающий собой ряд положительных женских образов в русской литературе. «Евгений Онегин» не только зеркало эпохи, но и зеркало души самого поэта. «Здесь вся жизнь, вся душа, вся любовь его; здесь его чувства, понятия, идеалы»,— писал Белинский.
П. не смог непосредственно показать движение декабристов: он вынужден был сжечь 10-ю главу, посвящённую этой теме, и часть первоначальной 8-й главы («Путешествие Онегина»), в к-рой давалась резкая критика аракчеевских военных поселений. Но общественная атмосфера периода подготовки восстания ясно ощутима в романе. П. выносит суровый приговор косным и реакционным явлениям тогдашней действительности. Продолжая традиции Д. И. Фонвизина и предваряя «Мёртвые души» Н. В. Гоголя, поэт высмеивает нравы провинциально-дворянской помещичьей среды; даёт, подобно Грибоедову, сатирич. зарисовки «патриархального» московского дворянства; раскрывает пустоту и ничтожество петербургских великосветских и придворных кругов. Всё это определило громадное значение «Евгения Онегина», первого подлинно реалистич. романа в мировой литературе 19 в. В творческом развитии художника «роман в стихах» явился соединительным звеном между П.-поэтом и П.-прозаиком.
В результате обращения поэта к отечественной истории появляется такое выдающееся реалистич. произведение, как историч. трагедия «Борис Годунов» (1824—25, опубл. 1830). Историзм составляет одну из важнейших сторон мировоззрения и творчества П. В правильном постижении прошлого своей страны он видел ключ для решения важных проблем современности. Отношения между народом и царём, роль народа в истории — эти вопросы и поставлены в «Борисе Годунове». Считая обязательным для художественно-историч. произведения сочетание живости «поэтического воображения» с «государственными мыслями историка», П. насыщает свою трагедию большим историч. содержанием, подчёркивает остроту противоречий между народом и царской властью, проводит глубоко прогрессивную идею о решающей в конечном счёте историч. роли народа. Своей трагедией П. хотел «преобразовать русский театр». В противовес «придворной трагедии» классицизма и «односторонней» романтич. драматургии Байрона, П. создаёт народную трагедию, опираясь на опыт В. Шекспира, в пьесах к-рого он особенно ценил «вольное и широкое изображение характеров». «Борисом Годуновым» начинается ряд крупнейших произведений П. на темы русской истории: роман «Арап Петра Великого» (1827), поэма «Полтава» (1828). Настойчивое обращение к прошлому русского народа было вызвано стремлением осмыслить закономерности исторического развития и в их свете понять судьбы России. Историч. оптимизм «Полтавы», её победно-торжествующий тон вселял уверенность в том, что великий народ, «перетерпев судеб удары», закалясь, подобно «булату», под «тяжким млатом» суровых историч. испытаний, сумеет одолеть и тяжкий гнёт реакции и закрепощения. В то же время образ царя-преобразователя Петра I служил, по мысли П., политическим примером Николаю I, к-рого поэт призывал быть «во всём подобным» своему пращуру. «Полтава» сочетала в себе элементы романтич. поэмы и героич. эпопеи. В то же время, воссоздавая правдивую картину прошлого, она противостояла антиисторической романтич. трактовке тех же событий в поэме К. Ф. Рылеева «Войнаровский».
Громадным богатством содержания, исключительным разнообразием тем, жанров, стихотворных форм отличается зрелая лирика П. — одно из самых ярких проявлений его реализма и несравненного художественного мастерства. «Слов немного,— писал о ней Н. В. Гоголь,— но они так точны, что обозначают всё. В каждом слове бездна пространства; каждое слово необъятно, как поэт» (Полное собрание сочинений, т. 8, 1952, стр. 55). Обобщающую характеристику лирики П. во всём её многообразии (любовной, пейзажной, социально-политической, философской) дал Белинский: «Общий колорит поэзии Пушкина и в особенности лирической — внутренняя красота человека и лелеющая душу гуманность... читая его творения, можно превосходным образом воспитать в себе человека... Поэзия его чужда всего фантастического, мечтательного, ложного, призрачно-идеального; она вся проникнута насквозь действительностью; она не кладет на лицо жизни белил и румян, но показывает ее в ее естественной, истинной красоте; в поэзии Пушкина есть небо, но им всегда проникнута земля» (Полное собр. соч., т. 7, 1955, стр. 339).
Дальнейшее движение П. по пути реализма и народности связано с разработкой им художественной прозы — области, наименее развитой в тогдашней русской литературе. Первым крупным прозаич. произведением П. был неоконченный историч. роман «Арап Петра Великого» (1827). К концу 20-х гг. относится ряд набросков и планов новых прозаич. произведений («Гости съезжались на дачу...», 1828, «Роман в письмах», 1829, и др.). В 1830 появляется первое завершённое прозаическое создание П. — цикл «Повести покойного Ивана Петровича Белкина». «...Пушкин первый стал описывать русские нравы и жизнь различных сословий русского народа с удивительною верностью и проницательностью»,— писал Н. Г. Чернышевский. «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» дают верные картины из жизни русских людей различных общественных состояний — от провинциального офицерства («Выстрел») и помещиков («Мятель», «Барышня-крестьянка») до маленького забитого чиновника («Станционный смотритель») и мелкого московского ремесленника («Гробовщик»). Последние две повести своей тематикой и демократической направленностью открывали новую страницу в развитии русской литературы. Образ станционного смотрителя, «маленького человека», бедного труженика явился прямым предшественником героя повести Н. В. Гоголя «Шинель» и всех «бедных людей», «униженных и оскорблённых», к-рые в 40-е гг. 19 в. начинают заполнять страницы повестей и романов писателей гоголевского направления. П. осуществил в «Повестях Белкина» то, чего давно и упорно добивался, — создал, в противовес влиятельной еще традиции сентиментальной прозы Н. М. Карамзина, сжатый, точный, ясный и простой «язык мысли». В 30-е гг. П. много работает в области прозы, захватывая в сферу художественного изображения всё более широкие области русской жизни, ставя наиболее значительные проблемы современности. В
